Том 8. Рассказы - Страница 10

– Лейтенант не пускает? – язвительно спросил грек, поняв, что Марамбалль увиливает от дележа.

– Это касается только меня, – сухо ответил Марамбалль.

«Какая некультурность!» – возмущался он бестактным вопросом грека, искренне забывая о том, что сам ведет нечистую игру.

Увертюра окончилась. Со сцены уже слышался голос Фауста, а занавес казался еще закрытым. И только когда Мефистофель на зов Фауста отозвался: «И я здесь!» – для первых рядов спектакль начался. Между пением, игрой артистов и оркестром не было никакой связи. Задние ряды увидели открытие занавеса только к антракту первого акта. «А последнее действие галерка будет досматривать, как немую сцену, после окончания оперы… Пропала опера!»

В середине второго акта Марамбалль осторожно вышел и направился к выходу. Оглядываясь назад, он видел как бы повторение действия в обратном порядке. Но это уже не интересовало его.

Он вернулся к себе и позвонил по телефону Вильгельмине.

Она оказалась дома, но разговор с нею не доставил ему особого удовольствия.

– Отец и лейтенант видели все, – говорила она. – Мне пришлось выдержать очень неприятную сцену с отцом. И было бы лучше, господин Марамбалль, – ее голос дрогнул, – если бы вы не показывались в наш дом по крайней мере некоторое время, пока все не уляжется.

Она не имела решимости отказать ему сразу.

Марамбалль был в полном душевном смятении, выслушав из ее уст этот приговор.

Отказ в такой момент, когда ему, как никогда раньше, нужно было быть в доме Лееров! Завтра будет уже поздно. Дело номер 174 будет погребено в стальном сейфе, или же оно достанется в руки какого-нибудь Метаксы. Медлить нельзя. Душу Марамбалля одновременно обуревали и другие чувства. Поцелуй острой отравой проник в его сердце, а в голосе Вильгельмины, говорившей по телефону, ему чудилась печаль. Быть может, она любит его? В эту минуту ему казалось, что и он также безумно любит ее. И с неожиданной для самого себя страстью он начал умолять ее принять его в последний раз, «чтобы проститься навеки».

В спортсменском сердце Вильгельмины, вероятно, были оборваны еще не все струны сентиментализма. Искренний тон Марамбалля, видимо, тронул ее. Она колебалась, а он, вздыхая и охая в телефонную трубку, поддавал жару.

– Только взглянуть… В последний раз!

– Но отец приказал швейцару не принимать вас, – в отчаянье призналась она.

– О, это ничего не значит! – оживился Марамбалль. – Я пройду со стороны сада, вы откроете мне дверь…

– Но в саду сторожа; вы знаете, теперь везде усиленная охрана.

– Сторожам, наверно, не отдан приказ не пускать меня; наконец, я сумею пробраться мимо них… Только взглянуть!..

– Ну, хорошо. Но приходите скорее, пока отец не вернулся.

Марамбалль бросил трубку и завертелся по комнате, ища разбросанные шляпу и перчатки.

«Бог всесильный, бог любви! Ты услышь мою мольбу!..» – пропел Марамбалль и бросился по коридору, едва не сбив с ног фрау Нейкирх.

Марамбалль благополучно проскользнул мимо сторожей и незаметно вошел в дом. Он пробрался в гостиную и остановился, едва слышно кашлянув.

– Я здесь, – тихо ответила Вильгельмина, – у рояля.

Марамбалль сделал несколько шагов и вновь остановился в нерешительности. Он так спешил, что не обдумал плана действий. Изобразить ли ему безутешного влюбленного или же, пользуясь случаем, пробраться в кабинет, похитить дело и бежать. Женщина или деньги? Несколько секунд он переживал сильнейшую борьбу. Но в конце концов он решил, что Вильгельмина все равно потеряна для него, и потому надо покончить с делом номер 174.

Но, даже решившись на это, он все же не мог поступить слишком вероломно по отношению к Вильгельмине. Да это было бы и неосторожно.

«Обидеть женщину не только некрасиво, но и опасно. Женщины умеют мстить». И Марамбалль выбрал средний путь. Он метнулся в кабинет, нагнулся над освещенным столом, нашел дело номер 174, сунул его под жилет и выбежал в гостиную. Все это заняло не больше полминуты.

– Да где же вы? – спросил он несколько громче.

– Здесь, – тихо отвечала Вильгельмина.

– А мне почудилось, что вы говорите из кабинета, и я прошел туда. Вы не можете себе представить, как я сожалею о том, что случилось!.. Нет, не так. Я в восторге от того, что случилось, но сожалею о том, что наша шалость обнаружена… Я… – Он хотел сказать «я люблю вас», но, почувствовав, что папка с делом готова выскользнуть из-под жилета, положил руку несколько ниже сердца и, прижимая жилет, продолжал: – Я всегда буду помнить о вас… – «А вдруг она скажет, что любит меня?» – в ужасе подумал Марамбалль. «Нет, сейчас не время распускаться». И, найдя ее руку, Марамбалль почтительно поцеловал кончики холодных пальцев.

– Прощайте, Вильгельмина!

Девушка сделала движение и вздохнула. Быть может, она была недовольна его слишком примерным поведением и почтительностью?.. Опасаясь проявления ее нежных чувств, которые могли задержать его и сыграть роковую роль, Марамбалль тяжело вздохнул, отощел от Вильгельмины и, прошептав еще раз: «Прощайте!», побежал к двери.

Он ликовал. Наконец-то на его груди покоилась сенсация, которая поразит мир и даст ему возможность широко пожить! Его карьера ловкого журналиста будет обеспечена.

VIII. Погоня

Марамбалль так размечтался, что забыл о всякой осторожности и, пробегая садовую дорожку, с разбегу налетел на кого-то. Он упал на землю вместе с неизвестным человеком.